Стереотип о том, что в России классическим учёным-академикам делать нечего, стремительно превращается из банальных причитаний из ряда «как всё плохо» в пугающую действительность. Если физик-ядерщик или микробиолог ещё может найти себе место в модернизационной волне с её нанороботами и другими высокотехнологичными гаджетами, то, к примеру, философам приходится куда сложнее. «Бумага» решила узнать, почему получить за границей степень Phd предпочтительней, чем остаться работать «на благо родины».
Иллюстрация: Катя Касьянова
Потому что наука не делается в одиночку
Сейчас студент Евгений Бушуев учится в Гамбурге и пишет мастерскую диссертацию о тантрическом буддизме. Несколько лет назад Женя учился на религиоведении, а затем поступил на философский факультет СПбГУ, где уже и определился с темой своего научного исследования. Но в России студент так и не смог продолжить обучение: оказалось, что по выбранной теме существует лишь несколько крупных специалистов в мире. В результате, Жене удалось отдать одну из своих научных статей на рецензирование гамбургскому профессору, а потом, получив грант, он уехал в Гамбург — учиться на мастерскую программу. — В Питере мне никто так до конца и не объяснил, что представляют собой мои научные источники, — рассказывает Евгений. — В ряде стран Европы есть много учёных такого уровня, которым у нас просто неоткуда взяться. Среди российских учёных безусловно есть и те, кто задаёт стандарт в ведущих университетах страны, но, к сожалению, многие из них являются скорее талантливыми самоучками. Сейчас в России появляются люди, которые уже успели съездить поучиться за границу, осознать ситуацию в своей стране и вернуться на родину. Они, действительно, более компетентны, хотят что-то менять и серьёзно заниматься наукой, предлагают правильные вещи, но это никому здесь просто не нужно.
Студент Гамбургского университета Евгений Бушуев
Сказать, что у нашей науки нет будущего и шансов на выживание, было бы несправедливо: есть люди, которым это «нужно», есть заинтересованные молодые учёные. Профессор Европейского университета Борис Колоницкий, например, считает, что основная проблема — отсутствие локальных научных сообществ и научных школ в разных городах России:
— Нет таких факультетов, которые сильны во всём. Так, один факультет истории славен изучением латиноамериканской истории, другой — истории российской, третий — китайской, — объясняет Борис Колоницкий. — Это не значит, что в других не преподают, но здесь есть концентрация очень сильных учёных: два, лучше три на каждое направление, иначе нет условий для создания действительно серьезной программы подготовки аспирантов. У нас существует проблема низкой академической мобильности внутри России — она однонаправлена: люди переезжают в Москву, значительно меньше — в Петербург. И это очень плохо: оголяется провинция, хотя там есть интересные университеты и факультеты: мы иногда получаем очень сильных студентов-историков и из Петрозаводска, и из Перми. Если один — это может быть случайность, если два, три, четыре — это закономерность.
У нас карьера учёного развивается путём, который в Германии именуют «академический инцест»
Другой петербургский студент-гуманитарий Егор Лазарев направляется в Америку. В Петербурге он закончил факультет политологии СПбГУ, сейчас работает в лаборатории сравнительных социальных исследований ВШЭ: изучает результаты выборов в селах Дагестана, отношение к власти в погоревших деревнях, проблемы собственности на Северном Кавказе. Аспирантуру Егор предпочёл американскую — благо в два университета из десяти он прошёл, несмотря на то, что учился уже на старших курсах.
— Проблема — в отсутствии серьёзных журналов, профессионалов высокого уровня. В России есть такие люди, но это единицы, и мне повезло, что я с ними сумел поработать. Но чтобы подняться на следующий уровень, конечно, нужно учиться в Америке. Для политолога это, можно сказать, единственная возможность как-то профессионально развиваться. Политическая наука во всяком случае однополярна, и её центр — Америка, а всё остальное — глубокая периферия.
Потому что аспиранты не работают в «Старбаксе»
Другая причина отсутствия больших перспектив у философской науки — финансирование. Система грантов работает в основном на технические, то есть «приоритетные» направления, а аспирантская стипендия — это совсем не те деньги, на которые можно было бы прожить. В Гамбурге на мастерской программе у Жени стипендия около 700 евро — при условии, что «на стороне» (либо грант, либо зарплата) он может получить дополнительно не больше 400. — Аспирантура как стадия работы над получением PhD или пресловутой кандидатской степени может существенно различается в разных странах. В России или, например, Южной Корее это, прежде всего, продолжение высшего образования со всеми вытекающими формальностями обязательных курсов и экзаменов. Но, например, в Австрии, где я был в Венском университете и в Гамбурге, где я сейчас нахожусь, абсолютно точно это рассматривается не как учёба, а как работа. В принципе, ты можешь ничем не заниматься кроме своего исследования, — рассказывает Женя. — Начиная со второго курса, ты преподаёшь и получаешь за это деньги. Но работать, например, в «Старбаксе» — это невозможно, у тебя просто не будет хватать времени, — говорит Егор. — В Америке диссертация пишется гораздо серьёзнее. Например, в Мичигане я подружился с девушкой, которая пишет диссертацию уже 10 лет, и это — настоящие фундаментальные исследования.
У нас существует проблема низкой академической мобильности внутри России — она однонаправлена
Затрачивая много времени на аспирантуру и проведение исследований, такие молодые учёные на выходе будут иметь действительно серьёзную и качественную научную работу. Российская же гуманитарная аспирантура для многих учащихся существует как один из способов получить отсрочку от армии. А иногда учёные даже не утруждают себя поисками средств на свои исследования:
— Система грантов у нас развита недостаточно, но аспиранты и студенты недостаточно используют и то, что есть, — считает Колоницкий. — Можно спорить, хороши эти гранты или плохи, но человек, избравший карьеру ученого, имеет возможность пробиться. Сам факт того, что наши ребята приглашаются в хорошие аспирантские школы, на PhD программы в хорошие университеты показывает, что этот уровень неплохой.
Потому что никто не знает, как построить карьеру
Туманным остаётся для российских гуманитариев и вопрос: что делать дальше? Часть гуманитариев уходит в другую профессию, оставив образование историка или политолога «для общего развития», большинство тех, кто не хочет расставаться со специальностью, начинает преподавать. — У нас карьера учёного развивается путём, который в Германии именуют «академический инцест», — рассуждает Колоницкий. — Человек поступает в вуз Х, там он получает диплом, поступает в аспирантуру, там же после этого его устраивают на работ, и вся его карьера идёт внутри этого университета. А должна быть циркуляция кадров, обмен между научными школами. В этом плане проблема гуманитарной науки упирается в проблему престижности профессии преподавателя и в то, что многие гуманитарии другого пути развития не видят. Егор считает, помимо этого, существует неопределённость самих стандартов — как самой науки, так и образования:
Егор Лазарев получает степень Phd в США
— Часто представляется, что гуманитарное знание — это свободные размышления, которые ни к чему не привязаны. А должна быть структура, логика, методология исследования — этому у нас практически не учат.
Сейчас АСИ (Агентство стратегических исследований) занимается разработкой указа «О программе интеграции в экономику России выпускников ведущих университетов мира »Глобальное образование»». Проект предполагает за счёт государства отправлять наших студентов учиться за рубеж, чтобы повышать профессиональный уровень и перенимать иностранный опыт. За предоставленную возможность студенты должны будут вернуться в Россию и отработать здесь не меньше трёх лет. Но всё это опять же — для «приоритетных» специальностей.
В Мичигане я подружился с девушкой, которая пишет диссертацию уже 10 лет, и это настоящие фундаментальные исследования
Гуманитарии пока уезжают «на поиски» заграничного образования другими путями. Но вот только непонятно, захотят ли студенты после общения с признанными научными сообществами мира, после благодатных условий для исследований, которые существуют в Европе и США, возвращаться обратно сюда, в Россию, где даже для учёного самого высокого профессионального уровня не существует никаких гарантий.
— Защита диссертации, получение степени занимает 5-6 лет. Что через это время случится, предсказать невозможно, — рассуждает Егор. — Но точно можно сказать, после получения степени в хорошем университете уехать из американской академии считается провалом, потому что Америка — это серьёзное академическое сообщество, это ресурсы, это престиж. И если ты выпадешь из этого сообщества, попасть обратно практически невозможно.
