За осень 2024-го деревня Верхние Осельки четырежды попадала в полицейские отчеты. Там живет община рома, в которой силовики регулярно проводят «профилактические» рейды. В прошлом году рейды стали масштабнее — полиция уже не только ищет наркотики, но и раздает десяткам рома повестки в военкомат.
Местные жители не из числа рома встречают с одобрением участившиеся визиты полиции и надеются, что община покинет деревню. Рома в ответ замечают, что живут в Осельках дольше многих — уже больше 50 лет — и уезжать не собираются.
«Бумага» съездила Верхние Осельки, поговорила с местными бароном, жителями деревни и правозащитниками — и рассказывает как живет, выстраивает отношения с внешним миром и чего боится табор.
«Сразу открываем двери, чтобы они ничего не ломали». За осень силовики четыре раза устраивали рейды в таборе в Верхних Осельках
Среди коттеджей на перекрестке перед станцией Пери — магазинчик, пункт выдачи Ozon и заваленные мусором контейнеры. Рома здесь знают и видят часто — сюда они ходят закупаться из табора, который раскинулся вдоль железной дороги в километре от перекрестка.
Между ним и остальной частью Верхних Осельков сразу виден контраст: у большей части жителей — спрятанные за заборами и отделанные камнем коттеджи, у рома — небольшие дощатые (или обшитые сайдингом) халупки, иногда с выбитыми верхними окнами. Стоят на расстоянии в лучшем случае пары метров, а крыши касаются друг друга. Вдоль дороги иногда можно встретить покрышки, доски, металлолом и бесхозные тележки из супермаркетов.
Мимо, будто патрулируя территорию, проезжают машины. Их у рома изымали в октябре во время рейда полиции и ОМОНа из-за «проблем с номерами» и вернули только в этом году. Без машины в деревне сложно и рома несколько месяцев приходилось пользоваться каршериногом:
— Нужно закупиться продуктами, в больницу с детьми доехать. До аптеки ближайшей — три километра, — объсясняет барон Георгий Михай.
Барон — невысокий дедушка с седыми усами и в теплой кепочке. Вместо шубы или кожаной куртки — на нем теплый бежевый свитер со скандинавскими узорами и оленями. Георгий Михай — или Гога Дынович — встречает нас в зеленом домике в закоулке, над которым реет российский триколор, и усаживает за стол в прихожей. Ведущую в остальные комнаты дверь прикрывает молодой ром: он и еще двое — женщина и мужчина — садятся на диван и наблюдают за разговором.
— 14 сентября (октября — прим. «Бумаги») был инцидент — излагает свою версию событий Дынович, — наши парни с гаишниками схватились, потолкали друг друга. После этого к нам приезжали, забирали наших 52 человека: повезли во Всеволожск, Мурино, Сертолово, где есть отделы полиции. Держали нас с примерно с 9 утра до 9 вечера. Обкатали пальчики, сфотографировали.
Рейд в Верхние Осельки привлек внимание СМИ из-за разошедшего в соцсетях видео, на котором группа мужчин оттесняет сотрудников ДПС к их машинам. В описании к нему сказано, что вечером 14 октября в Верхних Осельках водитель «Лады» не подчинился требованию инспектора. Начавшаяся погоня привела силовиков к ромским домам.
Сами рома, встреченные нами в Осельках, рассказывают, что на видео не попало, как сотрудники ДПС догнали молодого человека, вытащили из машины, повалили на землю и начали бить. По их словам, именно после этого, мужчины из общины вступили в перепалку. За этим инцидентом, 17 октября, последовал полицейский рейд. Во время него больше 30 мужчин из табора получили повестки в военкомат для постановки на воинский учет.
Спустя два дня, по словам Михая, в деревню опять приехали силовики — на этот раз ОМОН:
— По той же причине. Говорили, что профилактика, проверка, приказ министра внутренних дел.
— А почему именно к вам?
— Не только к нам. Ко всем цыганам по всей России (рейды в цыганских общинах проходят регулярно во всех регионах России — прим. «Бумаги»).
Октябрьским рейдам предшествовали еще два. В начале июля в результате «профилактического рейда» в полицию доставили сразу 50 рома и двоих мигрантов, нанятых ими для строительных работ. Мужчин увезли в отдел прямо со свадьбы. В МВД тогда заявили, что рейд был направлен на «декриминализацию мест компактного проживания представителей кочевого народа».
В сентябре, как писали СМИ, сотрудники управления уголовного розыска провели в Верхних Осельках еще один рейд. В пресс-релизе полиции речь идет о задержании 29-летнего местного жителя, против которого возбудили уголовное дело о мошенничестве из-за двух подушек, которые мужчина продал пенсионеру за 90 тысяч рублей. В результате рейда в отдел увезли 16 мужчин. Те, кто не стоял на учете в военкомате, получили повестки.
— У вас тут [во время рейдов] ничего не крушат и не ломают?
— Ломают и крушат! И двери, и окна. Весь дом сверху на пол ставят. Всех укладывают лицом в пол, — вклинивается в разговор сидящая рядом рома с аккуратно выведенными черными бровями, в длинной юбке и с пестрой повязкой на голове. Она не называет своего имени, но барон представляет ее как свою младшую сестру. — Дети их боятся, кричат все. Дети маленькие ведь. После рейдов они долго не ходят в школу, боятся. Потом уже заставляем их, уговариваем.
— А сейчас дети уже привыкли, шутят, — добавляет барон. — Мы после обысков чиним и двери, и окна. У них же свои кувалды есть, или как это называется. Сейчас мы уже сразу открываем свои двери, чтобы они ничего не ломали.
«Ищут строительную бригаду, но просят: только не цыгане». Водопровода и газа у рома нет, летом мужчины занимаются строительством, зимой — живут на пособия
Рома обосновались в Верхних Осельках в начале 1970-х, перебравшись из Волгоградской области. Сейчас их табор напоминает отдельный поселок внутри Верхних Осельков и занимает пять улиц: Советскую, Комсомола, Космонавтов, кусочек Привокзальной улицы и Октябрьский переулок.
Жители табора относятся к цыганам-котлярам — самой консервативной ромской группе в России, которая составляет около трети всех рома в стране. Оценки общей численности рома сильно разнятся: во время официальной переписи населения «цыганами» себя назвали лишь 173,4 тысячи человек, тогда как федеральная национально-культурная автономия российских цыган сообщала, что численность рома в России превышает миллион человек.
Живут котляры большими общинами, часто носят яркую традиционную одежду, соблюдают обычаи. Из-за изолированной жизни, специфического внешнего вида, верности языку и обычаям котляры, по оценкам правозащитников, еще и самая дискриминируемая ромская группа — им чаще остальных отказывают в жилье, образовании и здравоохранении.
Котляры, как следует из названия, это те, кто занимается лужением котлов. Работать по металлу осельковские рома продолжают и сейчас, собирают металлолом: задвижки, вентили — покупают у заводов неликвид, переплавляют и заново продают. Но основной источник дохода общины — это строительные работы.
— 25 бригад. В каждой бригаде по 10 человек, — рассказывает Георгий Михай, — строим бани и дома по всей России: и в Ленинградской области, и в Московской области, везде.
Несмотря на обширную географию работ, денег на почти полуторатысячный табор всё равно не хватает. Михай признается, что работа для рома есть только летом, зимой приходится жить на пособия для многодетных семей.
В таборе при этом отмечают, что и по строительному профилю найти работу в окрестностях рома нелегко:
— По поселку можно увидеть объявления, где люди ищут строительную бригаду, но просят: только не цыгане.
Встречаются такие объявления и в соцсетях. Под ними рома нередко оставляют заверения, что работают хорошо и просят не судить о всем народе по отдельным представителям. На это им часто отвечают оскорблениями.
Всего в ромском поселке живет 1350 человек. В 1970-х, когда он только строился, здесь было 16 домов, рассказывает Михай, сейчас их количество увеличилось в 10 раз. Все 160 домов стоят на небольшом участке земли в 3,7 гектара.
— Нас много, земли не хватает. Побещали понемножечку выдавать земельные участки (как многодетным семьям — прим. «Бумаги») подписали генеральный план, должны переселять нас. [Уже выдали] два–три земельных участка по 10 соток. Но отдельно совсем, а мы живем только табором. Поэтому, мы хотим, чтобы через год–полтора нам выделили еще земли — половиной табора переедем.
Водопровода в таборе нет — воду набирают в колодцах. Свет есть, но платить за всю общину приходится 600 тысяч рублей. «Дорого, — говорит Михай и показывает на мигающую лампу, — и 140-150 [вольт] всего дают, а должны 220. Поеду разбираться в Ленэнерго».
В каждом доме есть маленькая печка. Газ не поставляют — небезопасно из-за плотной застройки. Топят досками и дровами. Из крыш торчат трубы, над которыми клубится черный дым, оседающий на снег — центральная дорога в таборе из-за этого даже в снежную погоду выглядит грязной.
Из 160 домов в таборе зарегистрированы, по подсчетам Михая, только около 20. Во время октябрьского рейда полиция пригрозила снести эти незаконные постройки. Правозащитница Антидискриминационного центра «Мемориал» Стефания Кулаева, которая до войны много лет наблюдала за ситуацией в Верхних Осельках и в других российских ромских общинах, объясняет, что о проблеме самостроя эксперты говорят больше 20 лет:
— В 1956 году советская власть издала указ, который был подписан Климом Ворошиловым, что рома надо посадить на землю, то есть запретить кочевье. Им сказали, вот здесь вот стройтесь, выделили какую-то землю. Земля, понятно, вся была государственной.
После распада СССР большинство рома не приватизировали полученную от советской власти землю и не регистрировали новые постройки:
— В незарегистрированных домах невозможно оплачивать свет и воду, прописывать туда людей, наследовать их и так далее, — объясняет Кулаева. — Мы [Антидискриминационный центр «Мемориал»] работали в сотнях таких поселений по всей стране, в очень небольшом количестве случаев удалось дома зарегистрировать.
Единственный в таких случаях способ приобретения права собственности — по давности владения. Но у рома часто не оказывается документов, чтобы эту давность подтвердить. По словам Кулаевой, нередко после серии проверок надзорных органов всё заканчивается сносом домов. Бездомными остаются тысячи человек.
«Вы про нас плохое не пишите». К чужакам в общине относятся с опаской
С бароном мы беседуем в доме его племянника. Только после завершения разговора жильцы дома соглашаются провести по нему экскурсию. Оказывается, внутри строение выглядит гораздо богаче и обустроеннее, чем снаружи. Это несколько комнат со светлыми стенами и чистым полом.
— Может быть, мы разуемся? У вас тут так чисто.
— Идите-идите. Вам можно, — отвечает сестра барона.
На кухне — бежевый позолоченный гарнитур, в гостиной — длинный стол, уставленный вазами со свежими цветами, в спальне — плазменный телевизор. Мебели мало, из-за чего дом выглядит просторно.
— По телевизору я смотрю только новости и спорт, — объясняет барон.
Он рассказывает, что не пользуется соцсетями — предпочитает решать вопросы лично и по телефону. Но говорит, что про телеграм слышал: «Его создателя ведь задерживали в Европе. Он у нас, как Маск там, да? Видите, чуть-чуть знаю».
Несмотря на полдень вторника, на главной улице табора собрался десяток мужчин: все они — средних лет, одеты в черные кожаные куртки, полушубки или серые пуховики. Пару дней назад весь табор отмечал свадьбу, невесту привезли из Тульской области. Народ пил и веселился — и теперь мужчины заканчивают пышные празднования.
— Дома пока сидим, ничего не делаем. Никто не работает сейчас. Но надо! Летом работа всегда есть. А пока мы металлолом собираем. Детей же надо кормить! Продукты питания и смеси покупать надо, это ведь дорого! — тараторит Валера. Он рассказывает, что недавно его зачем-то поставили на учет в военкомате и цитирует правила получения военного билета.
Валерий переехал в табор в начале 1990-х из Запорожской области Украины: не хотел, чтобы с осельковскими рома его разделяла граница. Теперь он радуется: говорит, что вовремя перебрался, до войны, хотя зимы в Запорожье ему казались более теплыми и комфортными, а земли — плодородными.
— Там яблоки росли, вишни, арбузы, дыни! Только кушай — и всё! И тепло — красота! Но сейчас уже всё… — размышляет он.
Сейчас в Украине, по его оценке, «неприятно»: «люди дерутся, война идет». Валерий уверяет, что рома в Запорожье почти не осталось: все уехали после бомбежек в 2022-м.
— А вам всё это зачем надо? Вы про нас плохое не пишите! — прерывает разговор пожилой ром по имени Григорий, возмущаясь из-за появления журналистов в таборе. — Все говорят, что гадости публиковать не будут, а потом пишут!
— Ну что мы как первобытные в конце концов! — громко смеясь, одергивают Григория другие мужчины.
«Ну какой ребенок не возьмет себе яблоко или сливу». Остальные жители деревни жалуются на шум и воровство, рома все обвинения отвергают
— Как вы сейчас тут живете?
— Да плохо. Вы комментарии в интернете почитайте, — сокрушается ром встреченный у магазина, — На нас тут все жалуются, а мы ведь здесь уже 50 лет живем. Я не говорю, что с нашей стороны всё идеально. Люди разные бывают, но нет же хорошей или плохой национальности.
Мужчина отвечает на вопросы односложно и через минуту убегает. Жители не-ромской части деревни говорят с журналистами охотнее:
— ОМОН и полиция к ним чуть ли не каждый месяц приезжают. И каждый раз сами цыгане о причинах разное говорят — делится продавщица в ближайшем к станции Пери магазине, — Вы сами попробуйте рядом с ними пожить. Раньше здесь вонь стояла, когда они работами по металлу занимались. Каждое лето у них шумные свадьбы.
Молодые мужчины из числа рома останавливаются рядом и оправдываются: да, свадьбы бывают шумные, но закон жители табора соблюдают:
— Мы в половину одиннадцатого музыку выключаем, а на нас всё равно заявление в полицию пишут.
Барон объясняет, что запрещает праздновать на улице после одиннадцати часов — только дома:
— Те, кто рядом с нами живет давно, сами приезжают на свадьбы, гуляют, танцуют, поют, а другие — завидуют.
Наталья — владелица деревенского приюта для животных — утверждает что много общается с рома, так как они часто приносят ей бездомных животных:
— Вот собака из табора, — указывает Наталья на черно-белую дворняжку, когда мы заходим на территорию приюта. —- Она не хочет жить там. Здесь ее кормят, поют. Она поносится по улице и возвращается в приют.
— В таборе дохрена собак и кошек, — продолжает она, — я ими занимаюсь уже пять лет. Животные у них не стерилизованные, поэтому постоянно рождаются. Котята не выживают: они с переломанными позвоночниками и выколотыми глазами. А вы что, думаете, дети там как-то иначе играются? Там же дебилы, инцефалы дети! Цыгане не могут управлять детьми. Если у них ребенок плачет, то всё для ребенка. А у них дети — воры. Все боятся туда ездить, потому что там одно воровство.
— Всегда так было? Или в последнее время?
— Всегда так было. Лет сто назад, может, так не было. Иначе к цыганам относились, потому что это был другой народ: честный, принципальный. Вы сейчас видели цыган на конях? На «мерседесах» я их видела, на конях — нет.
На замечание о том, что кажется рома живут бедно, на пособия для многодетных, и не похоже, что у них есть деньги на «мерседесы» Наталья отвечает не задумываясь:
— У них денег нет?! Вы что! На Новый год у них каждая семья по 150 тысяч выкладывает, у них огромные столы. Это пипец! Какие там пособия! За шесть детей им «соболя» дают? И воруют они: золото и так далее. Мужики ездят, что-то продают. Есть у них деньги.
Барон Георгий Михай признает, что дети действительно воруют, но уверяет, что все совсем не так, как об рассказывают местные:
— Представьте, летом сады у них, фрукты растут. Ну какой ребенок не возьмет себе яблоко или сливу? Даже Путин говорил, что мог так сделать в детстве («Бумага» не смогла найти этому подтверждений). Но для них [недовольных местных] это воровством считается.
Взрослые в таборе, по словам Михая, не воруют:
— Тем более если вдруг какая-то жалоба на нас приходит, меня сразу вызывают в администрацию, я иду разбираться. Бывают и суды — выписывают штрафы, например, по 500 рублей.
Правда, «Мерседес», как оказалось, в таборе действительно есть. Машину подарили барону на День рождения, скидывались всем табором.
Несмотря на наличие «Мерседеса», по делам в Петербург после нашего разговора Гога Дынович предпочитает ехать на старенькой «Ладе» с небольшой трещиной на переднем стекле и с иконкой внутри — совсем не похоже на стереотипного барона. Объясняет Гога свой выбор автомобиля просто: привычка.
«Эта только для славянских детей». В школе дети рома учатся отдельно, барон утверждает, что решение было обоюдным
В 2022 году в Осельках появилась новая школа с ярким желто-зеленым фасадом и тремя этажами. Здание вмещает 300 учеников, внутри для них обустроили актовый и спортивный залы, стадион, библиотеку и тир для стрельбы. Здесь же расположена администрация школы.
— Эта только для славянских детей, — говорят нам на входе, — Но до цыганской здесь пешком минут 10.
Дети рома учатся в той же школе, но в другом, в специально выделенном для них продолговатом, одноэтажном здании. На территории школы есть детская площадка и скульптура Земного шара.
Школьный автобус несколько раз в сутки привозит детей из табора. Для обучения во вторую смену из машины выходит десяток учеников с рюкзаками. Увидев за воротами школы незнакомцев, мальчики хватаются за прутья, машут руками и кричат: «А вы кто?» Ни посторонних людей, ни машин на парковке нет, дальше — лес.
В 2010 году в осельковскую школу приезжали правозащитники Антидискриминационного центра «Мемориал». Тогда в одноэтажном белом здании учились «славянские дети», а ромские ютились в крохотном строении — бывших столярных мастерских. В них было всего два класса, которые сотня детей посещала в две смены. В белом здании занимались всего около 70 школьников.
Эксперты по начальному школьному образованию, с которыми «Мемориал» обсуждал ситуацию в осельковской школе, назвали тогда обучение в ней крайне некачественным: после начальной школы дети с трудом читали и как правило не понимали, что именно читают. Кроме того, ученикам фактически отказывали в переводе в среднюю школу, а если и переводили, то как обучающихся «на дому»:
— При этом нельзя сказать, что они сами не хотят учиться, — замечает Стефания Кулаева. — Люди в деревне говорят, что самое обидное для них — это школа. Говорят, смотрите, как к нам относятся, как к нашим детям относятся.
Сейчас, по словам директрисы Зинаиды Георгиевны Царевой, в школе в две смены учатся 200 ромов, многие уходят после 7 класса.
— У них всё в школе замечательно. Мы все хорошо общаемся и держим связь как с учениками, так и с родителями, — говорит директриса, но не пропускает нас в школу и предпочитает беседовать через окошко вахтера — Есть очень умные и талантливые детки, которых награждают грамотами Министерства образования. Разные есть. Они у нас бесплатно питаются, автобус их возит до школы и домой. В школу ходят регулярно, иногда пропускают, но по объективным причинам. Никаких конфликтов с другими детьми нет, все с ними ладят: детки из старого корпуса ходят на стадион и занимаются спортивными играми в основном корпусе. 8 апреля мы всей школой отмечаем День цыган, дети из обоих корпусов наряжаются в национальные костюмы — всё очень красочно.
— Почему тогда цыганские дети не учатся в основном корпусе?
— Во-первых, они сами захотели так — учиться отдельно. К тому же у нас их там 200 человек, им нужно место. Вы не смотрите, что снаружи школа старая, в столовой мы ремонт сделали, там всё хорошо, всё чисто. С гигиеной и санитарией у детей сейчас тоже лучше стало.
Директриса говорит, что с удовольствием провела бы экскурсию по старому корпусу, рассказала бы о детях, разрешила бы пообщаться и пофотографировать, но в последние годы для этого нужно получить официальное разрешение в администрации Осельков или Всеволожского района.
Такие правила, по ее словам, появились около 10 лет. Триггером стал тот самый отчет «Мемориала»:
— Сотрудники «Мемориала» спокойно передвигались по школе, играли с детьми, говорили, как у нас всё хорошо устроено, а потом отправили в ОБСЕ доклад о дискриминации и антисанитарии в цыганской школе. Выложили фотографию, на которой у девочки была порвана блузочка. Начались проверки прокуратуры, мы с бароном отвечали за это.
После публикации отчета в школу приезжала уполномоченная по правам ребенка в Ленобласти, рассказала Стефания Кулаева, но существенных нарушений не нашла. По словам правозащитницы, школа заставила родителей учеников подписать письмо против «Мемориала».
Барон подтверждает, что решение обучать детей рома отдельно было принято им и местной администрацией. Он уверен, что совместное обучение точно приведет к конфликтам:
— Ну дети же. Они увидят, что в школу ходят цыгане, а наши — горячий народ, сразу в драку. Один русский что-то скажет цыганенку, а все наши начнут заступаться. «Ах ты, цыган!» — «Я цыган? Ну держи тогда!». Русские не заступятся за своего, а мои заступятся.
— Есть ли дети, которые хотят остаться подольше в школе, учится после 7–8 класса дальше?
— Пока не было. Они слушаются родителей: что взрослые говорят, так они и делают. Это же традиции.
«Приезжают, когда им надо закрывать отчетности». После начала войны ромов стали чаще проверять, в других регионах ситуация такая же
Осельковские рома, как объясняет глава Лесколовского сельского поселения Андрей Михеев, зависимы от пособий, а значит и от местной власти. СМИ утверждают, что существует и обратная зависимость — по данным 47news, голоса более чем 1200 рома общины позволили кандидату от «Единой России» Сергею Мачинскому, подполковнику в отставке и ветерану войны в Украине, получить мандат депутата ЗакСа Ленобласти в 2023 году, а самому Михееву в прошлом году стать депутатом муниципалитета.
Голосовали рома все вместе, на дому под присмотром барона, писали журналисты. Галочки ставили у одной фамилии. После завершения выборов, как замечают местные, давление со стороны полиции на рома усилилось.
Барон считает, что силовики приезжают, когда им нужно закрывать отчетность и повышать статистику. Рейды, по его словам, проводят сотрудники главного управления МВД совместно с ОМОНом. Ищут оружие и наркотики и не находят, потому что, по словам барона, их в ромском поселке нет:
— Однажды нашли у нас плантации конопли. В одном из домов здесь живет русский человек, у него и нашли, а полиция подумала, что это мои. Когда всех забрали, узнали, что это не у меня, а у русских. Пришли, извинились потом (в сообщении пресс-службы полиции от 24 марта 2021 года говорится об обнаружении в поселке 70 кустов растения — прим. «Бумаги»).
В пресс-релизах петербургской полиции есть еще одно упоминание о наркотиках в таборе. В марте 2020-го 110 рома доставили в отделы полиции из-за сообщения о краже инструментов из дачного дома. В одном из ромских домов тогда нашли шприц «предположительно, с психоактивным веществом». В другой раз в таборе нашли предметы «конструктивно схожие с оружием». Поводом для рейдов, которые стали регулярными с конца 2023 года, как правило становятся сообщения о кражах или же «жалобы местных жителей». Однако рейды заканчиваются «профилактическими беседами» в отделах полиции для десятков или сотен рома.
Барон рассказывает, что после начала войны не только рейдов, но и индивидуальных проверок полиции стало больше. Рома останавливают в городе «для проверки документов», держат по несколько часов и отпускают после взятки: «думают, если цыган, то богатый наверняка, давайте его держать».
Стефания Кулаева описывает ситуацию с рейдами и задержаниями рома как этническое профилирование — это когда полиция относит человека к преступникам только на основании его принадлежности к определенному этносу. Никаких юридических оснований для рейдов в общине не существует, уверена правозащитница.
Тем не менее, по наблюдениям Кулаевой, после начала войны полицейского насилия в отношении рома в России стало больше. А поощряемая властями ксенофобия перерастает в крупные погромы, как в городе Коркино, Челябинской области — там в октябре прошлого года двух молодых людей из числа рома обвинили в убийстве 40-летней таксистки, после чего разгневанные жители отправились в поселок и подожгли несколько домов:
— Во время войны национализм стал государственной доктриной. Если радикальные национальные движения раньше преследовали, то теперь это лучшие друзья власти. Вместе ходят на рейды, на облавы, на рынки, на склады, на места работы мигрантов и в поселения рома.
По мнению Кулаевой, дискриминация при получении образования, поиске работы и социализации действительно может подталкивать к преступлениям, но представления о криминализации рома в обществе, как правило, сильно преувеличены. Котляры, например, наркоторговлей, вопреки стереотипам, не занимаются, а стараются заработать своим традиционным ремеслом — работами по металлу.
Вместе с тем владелец точки Ozon рядом с табором уверен, что рейдов стало больше, просто потому что власти прислушались к жалобам местных жителей:
— Моя теща держит магазин, каждую весну она за свой счет заказывает уборку территории рядом, здесь всё очищают дочиста, но после каждого лета — снова кучи мусора на обочине.
Еще один мужчина, живущий вблизи табора, подтверждает, что местные рады участившимся рейдам. По его словам раньше все жалобы в прокуратуру и следственный комитет «спускались» на уровень местной администрации, а та «закрывала на них глаза»:
— У нас и страна многонациональная, и в деревне люди многих наций живут, но претензии — только к цыганам. И точно не потому, что они — именно цыгане. Если бы русские вели себя так, как ведут себя цыгане — нас бы давно привлекли к ответственности.
В сообществе во «ВКонтакте» жители деревни после рейдов пишут, что ромов наказывают недостаточно сурово, подчеркивают, что те «не задумались о своем поведении, не осудили свои действия, и не осознали свои плохие поступки и образ жизни», и выражают надежду, что табор из деревни уйдет.
«Мы скрываться не планируем». Рома собирают на фронт продукты, но ехать воевать не собираются — все мужчины в таборе многодетные отцы
Соцсети федеральной национально-культурной автономии российских цыган заполнены провоенными постами, цитатами Путина и фотографиями с «патриотических» мероприятий. Организация всячески подчеркивает, что поддерживает российские власти и войну в Украине и даже собирают гуманитарную помощь «участникам СВО» вместе с представителями националистической «Русской общины».
Глава осельковского табора пытается не отставать. Два раза в месяц община, по словам барона, отправляет на фронт продукты — посылки отвозят помощники местных депутатов. В ходе разговора выясняется, что помощь фронту все же не инициатива рома, а «предложение» местных властей. Но барон отмечает, что «дело это хорошее».
В ответ на вопрос о врученных во время рейда повестках Михай объясняет, что в военкомат то рома уже сходили, но контракты подписывать не собираются:
— У каждого мужчины в таборе по пять–шесть детей, какой контракт? У тех, кому по 18 лет, уже по трое детей. Женятся в 13–14 лет у нас.
— Мы скрываться не планируем — добавляет мужчина из рома в остановившейся возле нас машине на вопрос о повестках. — Мы же должны родину защищать. Мы соблюдаем законы страны, в которой живем.
Последнюю фразу он повторяет несколько раз как мантру.
Что еще почитать:
- «Мусульманин — это тот, с кем безопасно». Подростки-мигранты и беженцы записали свои истории для выставки. Мы поговорили с ее создательницей о ксенофобии и эмпатии
- Деревня, которой нет на карте. Как семьи физиков из Петербурга нашли приют для внутренней эмиграции в вепсской глуши
Фото: «Бумага»
